В первой половине ноября 1941 года Крым, за исключени­ем Севастополя, был захвачен фашистскими войсками. С пер­вых же дней оккупации на полуострове начали создаваться партизанские отряды. Действовали они в очень сложных условиях, постоянно нуждаясь в помощи Большой земли.
Самолёты с боеприпаса­ми, продовольствием, медикаментами и другими гру­зами сначала летали из Крас­нодара, затем, с января по май 1942 года, еще и из Керчи. Позже, когда фронт стал уда­ляться от Крыма, они летали из Сочи.
На рейсы от Керчи и Крас­нодара горючего в баках хва­тало в оба конца. Но рассто­яние увеличилось, и летчики вынуждены были брать с со­бой запасные канистры с бен­зином. Пока партизаны раз­гружали самолет, пилот успе­вал залить горючее в баки. Но произошел однажды случай, заставивший пересмотреть схе­му полетов в Крым.
В ту ночь летел к партизанам пилот Яков Фадеев. На борту самолета находились предста­витель подпольного обкома партии и командир одного из партизанских отрядов. Благо­получно долетели в район расположения партизанского аэродрома и уже шли на по­садку, как вдруг увидели, что на посадочной площадке идёт бой: в темноте были отчетливо видны разрывы гранат, пунк­тиры трассирующих пуль. О посадке не могло быть и ре­чи. Запасной площадки не бы­ло. Бензобаки почти пустые. Приземлиться где-нибудь в крымской степи, не зная мест­ности, да еще ночью — значит идти на верную гибель. И Фа­деев решает воспользовать­ся... вражеским аэродромом.
Ближайший из них был у Семи Колодезей. Но и там сесть не удалось: взлётное по­ле было освещено прожекто­ром, и в воздух почти беспре­рывно взлетали бомбардиров­щики. Аналогичную картину пришлось наблюдать на аэ­родромах Семисотки и Багерово. Оставалась последняя на­дежда - сесть в Марфовке. К счастью, здесь было тихо. На небольшой высоте, почти бес­шумно, «кукурузник» летит вдоль шеренги «хейнкелей» и «мессершмидтов» и благопо­лучно садится в центре поля. Фадеев вставляет лейку в гор­ловину бака, пассажиры пода­ют ему канистры с горючим. И вдруг в небо взлетает освети­тельная ракета. Где-то, кажет­ся, совсем недалеко захлебы­вается от лая овчарка. Начи­нается беспорядочная стрель­ба. Как видно, фашистская служба противовоздушной обороны сообщила, что в сторону аэродрома прошел советский самолет, и теперь зенитчики лихорадочно ищут его в небе. Лучи прожекторов не сколько раз скользнули и по взлетному полю, но гитлеровцы самолет так и не заметили. Последняя пустая канистра с грохотом падает на бетонку.
- Представляю физиономии фрицев, когда они утром обнаружат этот «трофей», - сказал своим спутникам Фадеев, забираясь в кабину.
Взлетели. Самолет снова летит, чуть не задевая крыши ангаров. Вслед слышна стрельба. Но поздно. Опасная зона уже позади. В Сочи возвратились благополучно. Но после этого слу­чая летать с канистрами в Крым запретили. Вместо них на каждом самолете установили дополнительные баки.
А вот еще эпизод. В июне сорок третьего летел к крым­ским партизанам впервые молодой летчик Владимир Булга­ков. Его ведущим был Виктор Царевский, хорошо освоивший эту трассу. Ночь стояла темная. Чтобы не потерять само­лет ведущего, Булгаков подтянул свой ПО-2 к нему побли­же. Ориентиром ему служило голубоватое пламя, вырывав­шееся из выхлопного патруб­ка самолета Царевского.
Прошли Новороссийск, Ана­пу. Погода по всей трассе от­личная. И вдруг, на тебе - под Феодосией море затянула сплошная мгла. Сбившись с курса, летчики не заметили, как оказались над сушей. Опомнились, когда небо во­круг заполыхало взрывами зенитных снарядов. Владимир Булгаков круто повернул свой самолет в сторону моря и по­терял из поля зрения товари­ща.
Выручила находчивость. Пе­ред рейсом Булгакова предупредили, что на Керченском полуострове, где находились причалы немецких кораблей, постоянно действуют «мигалки» — небольшие маяки. Молодой летчик воспользовался ими, чтобы уточнить свое местона­хождение и выйти на нужный курс. Вскоре он увидел пять костров, расположенных «кон­вертом». Это был условный сигнал: внизу свои.
Булгаков сел довольно удачно. Уже на земле он увидел, как к самолету с двух сторон бросились люди. Они догнали самолет, который катился ку­да-то вниз, и буквально по­висли на его плоскостях, по­могая остановиться. Потом ему объяснили: в десяти метрах - обрыв. В это время над лаге­рем появился и самолет Ца­ревского.
Редко какой рейс проходил без трудностей, без риска. По данным штаба Крымского партизанского движения, время с ноября 1941 по апрель 1944 года к партизанам окку­пированного фашистами полу­острова было совершено 711 самолето-вылетов, доставлено 725 тонн грузов, заброшено в отряды народных мстителей и вражеские тылы свыше 500 военных специалистов, развед­чиков, радистов, вывезено на Большую землю свыше 1300 раненых и больных партизан, 545 человек гражданского на­селения, скрывавшихся от ре­прессий гитлеровцев. Добрая половина всего этого сделана в ту пору, когда на крымские партизанские базы наши са­молеты летали из Сочи.
Начальником Сочинского аэродрома в военные годы был Сурен Суренович Демерчян, который ещё в 1930 году по призыву «Комсомол – на самолёты!» окончил Одесскую школу военных пилотов и стал лётчиком-инструктором.
- Каких трудов, какого мужества стоили нашим летчикам ночные рейсы к партизанам Крыма! - вспоминал Сурен Суренович, - летали почти вслепую. Ничего, кроме магнитного компаса, у пилота не было. Никакой радионавигационной аппаратуры. В воздухе на ПО-2, этих фанерных тихоходах, приходилось находиться почти восемь часов. И всё время над морем.
Самолёты По-2, второе название - У-2 («учебный второй») были созданы ещё в 1928 году для о обучения в аэроклубах и лётных школах. Это был биплан из сосны и фанеры, для его обшивки использовался перкаль – хлопчатобумажное полотно, пропитанное авиалаком. Весил порожний самолёт 650-750 кг, а его скорость была 100-120 км/ч. Самолёты имели две открытые кабины, во вторую кабину ухитрялись помещать двух раненых.